Маша Чаикина, рабочая, кореспондент.
Оценивать сознание масс в условиях диктатуры — сложное дело. В России массы молчат. У трудящихся и угнетенных нет своих организаций, нет своих лидеров, нет ничего, чтобы можно было использовать, чтобы выразить свое не то что недовольство, но даже и свое мнение.
Есть страх перед силовой машиной государства, показавшей свою жестокость в Украине. А на самом деле проявляющей свой звериный оскал постоянно — Чечня в девяностые и начале двухтысячных годов, а затем Грузия, Сирия. Вспомним позорную и войну в Афганистане. И есть многочисленные примеры показательных уголовных преследований внутри страны. И конечно два десятка лет наглой и безумной шовинистической пропаганды тоже сделали свое черное дело —есть значительная доля трудящихся и рядовых граждан, кто одобряет войну с Украиной.
Однако по очень приблизительным оценкам, выведенным по косвенным данным и даже иногда по ощущениям, около 20% россиян резко против войны, осуждают агрессию режима. Более того, по тем же косвенным данным, большинство молодежи против войны, а также трудящиеся с низким уровнем дохода. И наоборот, доля поддержки режима высока среди пожилых людей и среднего класса —что может показаться странным, потому что многие уехавшие «общественные деятели» России любят критиковать и ругать якобы «темный и озлобленный» народ—, приблизительно те же 20% от всего российского общества. Это не значит, что все рабочие против войны, а все жители привилегированных районов столиц — за. Подавляющее большинство обычных россиян молчит и продолжает жить своей обычной, в общем-то небогатой жизнью, предпочитая или не думать или не говорить о войне.
Однако, вопрос войны накалило обострил крайние полюса общества. Противники войны никогда не простят Путину и режиму их преступлений, для них (для нас) жизнь изменилась, и они живут ожиданием и желанием одного — краха режима и наказания виновников войны. Наоборот, сторонники войны также считают своих противников не просто политической оппозицией, а настоящими предателями и преступниками. Это крайние полюса общества, но этот раскол есть, и он глубокий и непримиримый. Это дает основания говорить об угрозе возможности гражданской войны в России. Этот раскол проходит буквально по семьям — и это настоящая трагедия. Учитывая то, что около трети россиян имеют родных —причем нередко самых близких, братьев или сестер— в Украине. Раскол принимает размеры катастрофы для российского общества.
Рабочий класс
Важно понимать, что российские трудящиеся сами крайне угнетены. Годы путинской «стабильности» — для рабочих это годы тяжелой и упорной работы с экономией на социальных благах. Россияне массово покидают деревни и маленькие города, где нет работы, где закрывают школы и больницы. За более/менее достойный заработок приходиться пахать без выходных, жить на съемных квартирах, ездить в переполненном транспорте, экономить на еде и сне. Для трудящихся масс просто нет физических условий для умственной и интеллектуальной работы. Режим уничтожил все более/менее независимые СМИ, спецслужбы пронизывают все общество, подавляя и контролируя малейшую самоорганизацию (на которую тоже надо еще найти силы). Остается только телевизор с безумным разгулом шовинизма, и самые тупые ролики из ютуба или тиктока.
Поэтому, когда в мире всем говорят, что россияне массово поддерживают режим и войну, то это — ложь. Никакой массовой поддержки нет. Есть до предела угнетенные рабочие и трудящиеся. А также коренные народы многонациональной России (факт, что в процентном отношении большинство набранных по мобилизации на войну — жители национальных республик (например Бурятия, Якутия). Что важно — именно в этих республиках были самые значительные выступления против мобилизации в октябре прошлого года.
А кроме простого народа есть и живущие своей, обособленной, жизнью «избранные» интеллектуалы столиц, которые годами ставили модные спектакли или издавали изысканные журналы на крошки с путинских корпораций, и часть из которых смогли уехать из страны, чтобы лгать о «массовой поддержке режима со стороны народа». Конечно, не все уехавшие таковы, огромное количество уехавших — это настоящие беглецы от российских репрессий и мобилизции.
Что касается массовой поддержки, то ее было «видно» 24 июня. Марш «Вагнера» на Москву. Ни в одном российском городе не было ни одного митинга поддержки Путина, когда тот заявил нации о мятеже. Многие россияне были даже не в курсе, кто такие «Вагнер» — пожилые люди, которые следят за новостями по телевизору, подумали, что Ростов захватили украинские военные, и не понимали саму концепцию «частной военной компании» — как это «частная»? Некоторые продолжали аналогию, данную Путиным, что будто бы Пригожин это как Ленин, ударивший с тыла воюющей стране. «Он (Пригожин) — как Ленин на броневике, история повторяется» — говорил один, взволнованный маршем. «Нашли время мериться х…ми» — вторил ему другой, тоже не понимая логики мятежа. «Если бы Путин хотел навести порядок, он бы ударил по «Вагнеру»!» — высказалась работница, пожалуй впервые за год войны. Другая тихо, по секрету, но со злорадством на лице «хоть бы они перегрызли там друг друга». Программист, офисный работник, противник войны: «это постановка, чтобы показать, что Путин слабый».
Вообще тот день был спокойный летний выходной. Но в метро люди напряженно глядели в свои телефоны, следя на новостями. Однако, ни страха, ни паники не было. Это резко отличалось от того, что делали власти — Путин говорит о военном мятеже в чрезвычайном обращении к народу в 10 утра субботнего выходного. Слухи о вылетах самолётов олигархов и бегстве чиновников. Блокпосты на подступах к столице. Отмена выпускных вечеров (важное событие для каждого подростка, почти как свадьба) и всех массовых мероприятий. А сам народ без никакой паники, но с интересом и волнением следит за событиями. Строитель, кыргыз, с улыбкой говорит, что ему позвонили родители «Может ты уедешь, там в России сейчас опасно…» (хотя когда было не опасно для приезжих трудящихся из Кыргызстана, Узбекистана или Таджикистана, которых в крупных городах почти половина рабочего класса и которых постоянно угнетает государство в лице полиции и Федеральной миграционной службы?). Рабочий, который поддерживал войну с первых дней наступления, рассылает ролики, высмеивающие «русский бунт». Пожилые пенсионеры из деревни, противники войны, с изумлением и недоверием узнают, что в мятеж вмешался белоруский президент «Лукашенко? Да нууу…. Не может быть…. Он здесь при чем?». Менеджеру из Москвы, отцу троих детей, стороннику войну, звонят родители из другого города, волнуются, как он там, он отвечает «не переживайте, мы закроемся дома и будем смотреть фильмы!».
Вот она такая, путинская диктатура. Сторонники Путина, закрывающиеся по домам. Противники, которые «желали победы обоим, и Путину и Пригожину». Пожилые, которые не поняли, что такое «военная компания» и переспрашивающие «А Ростов — это российский город? Или украинский?». Молодежь, у которой украли выпускной вечер. И неосознанное ворчание и недовольство большинства населения, измотанного до предела рутинной бедной жизнью. Эта диктатура сильна только своим силовым аппаратом, и этот аппарат готов взорваться изнутри из-за тупика войны —и это при том, что украинское наступление пока еще не достигло всей своей мощи—. Массовой поддержки нет, она иллюзорна. Активные сторонники войны теперь с Пригожиным и озлоблены до предела, у них нет страха — ведь мятеж не подавлен. Сторонники Путина хотят лишь спокойной жизни, на словах могут быть лютыми шовинистами, а на деле прятаться по домам при малейшей опасности —и наверно правильно сделают! Нечего рисковать «за безумного деда» —. И молчащая, но все видящая прослойка народа, ненавидящая режим, желающего победы Украине, готовящаяся к возможности активного выступления. Такова ситуация в России изнутри.